РУССКАЯ ДУША ЛЮДМИЛЫ НИКОЛАЕВОЙ

В самом начале девяностых нежданно-негаданно попал на интересный телевизионный конкурс «Голоса России», и принимали в нем участие молодые исполнители русских народных песен. Среди бескрайних имен, совершенно новых и незнакомых, мне полюбилось и запомнилось имя Людмилы Николаевой. Вот как-то сразу она брала в плен многочисленных слушателей – и необыкновенной красотой, и интеллигентной статью, непохожестью на известных певиц и необыкновенной самобытностью. От ее песен веяло лугом, утренним туманом, теплотой и любовью. Голос творил чудеса – люди плакали и смеялись вслед исполняемым ею песням. Одним словом, среди русских исполнителей она одна, пожалуй, была русской.

Тогда и предположить не мог, что судьба подарит мне многочисленные встречи с певицей, и мне много раз придется не только видеть, слушать ее, но и общаться с ней в совершенно разных житейских обстановках…

Друзья уговорили поехать к Есенину – в рязанское Константиново. Собственно, уговаривать и не нужно было, давно хотелось побывать там. Живем рядом, езды-то туда совсем ничего, а вот как-то не складывалось, и не у одного меня так: что рядом, то откладывается на потом. Успеется.

Но в этот раз, отложив все домашние дела, мы отправились на встречу с Есениным. Буквально в пяти верстах от Константинова увидели указатель – деревня Марково. Я уговорил товарищей свернуть на проселочную дорогу и хоть на несколько минут завернуть в не знакомое для всех селение.

Чего ты там забыл? Кого хочешь встретить в этой глухомани? У тебя что там – родственники живут? Вопросов было много, как, собственно, и ответов на них. Кто их задавал, тот же и отвечал с долей сарказма, раздраженности – время не резиновое, а он с какой-то там деревней.

В Марково гуляло лето. Полутораметровая крапива обвивала баньки и амбары, а они по-рязански все среди улицы. Ленивые куры швыряли раскаленную дорожную пыль. У колодца плескались холодной водой ребятишки. Бабы, повязанные белыми платочками на колгушку, выпускали из рук грабли и гадали: кто же это едет в такой зной?

- Не подскажете, где дом Людмилы Николаевой? – спрашиваю сухонькую старушку, ворошащую сено.

- Дом-то? Вон он, видишь пятистенок? Ехайте прямо.

На самом деле, вся деревня просматривалась как на ладони. Разыскиваемый дом окнами смотрел на нас ухоженно и радостно, и в нем когда-то также радостно звучали песни.

- Эх, милай, еще как звучали, - старушка услышала мои мысли. – Мы ведь не сумневались, что Люся певицей будет, она сызмальства песни понимала. Ну, уж ты не поверь мне: кто-кто, а мы, рязанские, толк в песнях знаем. Это ведь только в народе нас кличут кривопузыми, а наши мужики, сказывают, еще в дальнее время терема и дворцы по Москве ставили, никто таких не смог повторить. А про песни и говорить нечего.

Да неужто вы на только дом посмотреть приехали? Тутошние вы, али как?

Вот выходит, что «али как», а как узнала бабка, что из Сарова мы, истошным голосом начала созывать своих соседей:

- Да вы глядите, что делается, они из Сарова приехали.

И стали хором расспрашивать, как мы живем, сколько храмов у нас, бережем ли память о преподобном. Кучу вопросов задали. Как могли, так на них и ответили. Достали припасенную в дорогу саровскую воду из Серебряного родника и вручили каждой по бутылочке. Вот уж радости было – живой, неподдельной, и побежал разговор, перепрыгивая с одной темы на вторую.

- Наши старухи знашь сколько песен знали – тыщи, на них и Сережа Есенин вырос.

- Из нашей деревни ни одной певицы не было, а вот Люся Березина (девичья фамилия) стала. Мы в свое время над Иваном, отцом-то ее, все скалозубничали: с ума ты спятил, куда девку норовишь отдать, а он все свое – будет девка певицей, да не просто певицей, а известной.

- У них в роду все песни пели, но ладнее всех дед. Тот толк в песнях знал, а уж голос был – заглядишься. Нет, не заслушаешься – заглядишься, он, когда пел, все внутри холодело, как колдун какой. Наизнанку душу вывернет, так и дочь его.

- Мне когда девка из Рязани привезла ленту, гляжу – на обложке Люся наша, а магнитофон включила, я как про мать песню послушала, целый день шальной ходила. За что ни возьмусь, все из рук валится, а внутри Людин голос звучит, во все закоулки заглядывает. Ревела коровой.

- Ее Иван сам в Рязань в хор отвез, как только дочь школу закончила.

- Она почему так песни поет душевно, потому что всю нашу крестьянскую бытность сызмальства знает – и нужду, и горе, радости-то в нашей жизни мало было. Я слышала, как она частушки поет – вроде бы и весело, а как будто бы через слезы.

- Да в нашем краю как песен не петь. Ты только посмотри.

Как же так получилось, что крапиву увидал, амбары и бани, а вокруг не оглянулся. Бог мой, красота-то какая, раздолье белыми ромашками, желтоватой кашицей, розовой куриной слепотой, голубоватыми колокольчиками бежит к горизонту, где плутает и путается в лугах Ока, окаймленная березовыми околотками. Все, как у нас, да только чем-то отличается эта есенинская сторона. Чем? Не отвечу, не знаю

Мы долго молчали, до самого Константинова, а потом я дал слово друзьям все подробно рассказать про Людмилу Николаеву, про ее песни, про ее неповторимый голос.

- Путь в певицы на самом деле был трудным?

- Скорее всего, заманчивым. Я сколько себя помню, всегда пела. Дома, на улице, среди подружек, а когда училась в школе, на какие только конкурсы меня не посылали. Обо мне писали рязанские газеты, что вот живет такая голосистая девочка в деревне Марково и хорошо поет русские песни. Русские – подразумевалось народные.

У нас в семье все хорошо пели – мама пела, а лучше всех отец. Ему голос по наследству от деда достался. И как же ему хотелось, чтобы я была певицей. Над его желаниями вся деревня улыбалась, а он твердил одно: будешь ты у меня певицей.

После окончания школы он повез меня в Рязань поступать в музыкальное училище. Поступила сразу же. Так ему было этого мало, и он отвел меня в Государственный Рязанский народный хор и попросил руководителей - послушайте. Те послушали и зачислили меня в штат. Я и училась, и работала.

Замуж вышла.

Но случилось горе – отец внезапно умер. Я его очень любила, вернее – боготворила, и от пережитого у меня пропал голос. Я так решила: значит, не судьба. Буду жить как все, буду растить дочь и петь ей наши песни.

- И не хотелось на эстраду, чтобы цветы, поклонники?

- Хотелось не этого. Не знаю, как точно объяснить мое состояние. Хотелось не цветов, не поклонников, хотелось дарить людям радость от песни, точно такую, какую я сама переживаю, когда пою.

А тут вижу афиши - к нам в Рязань приезжает с концертами Зыкина. Купила билет и пошла послушать. Сижу, сжалась вся, и только слезы глотаю. Она поет веселую песню, а грусти на десятерых хватает.

Потом решила: пойду, попрошу меня послушать. Взглянула еще раз на билет: ряд 13, место 13. Куда там с таким счастьем! Но робость поборола, пришла за кулисы, меня пропустили. Зыкина спросила: «Хочешь, чтобы я тебя послушала?» Я только кивнула, проглотила комок и запела – нашу, родную, что не раз с матерью пели.

В этот момент как раз руководитель области в гримерную зашел, ему Людмила Георгиевна сказала: «Если такие голоса в Рязани не нужны, будет петь в Москве».

Приезжай в Москву, сказала Зыкина, будешь работать со мной.

- Вам здорово повезло.

- Не то слово. Меня встретили в ансамбле «Россия» тепло, и там я прошла настоящую школу народного пения. Это была не просто школа, я же училась у самой Зыкиной и ее мужа, дирижера, композитора Виктора Гридина. Вместе с ансамблем мы проехали весь белый свет.

- Как же так получилось, что вы ушли из ансамбля?

- А вот поняла, что насиделась под крылышком, захотелось испробовать свои силы, я их чувствовала. И ушла. Ушла в никуда – ни репертуара, ни музыкантов, ни имени, только одно желание – петь, петь и петь.

Опять же его величество случай. Юрий Лужков вместе с Иосифом Кобзоном набирали группу артистов для проведения дней Москвы в Севастополе. Кто им посоветовал меня, не знаю, но только я получила приглашение. Естественно, согласилась. Это уже потом разревелась: что делать? Музыкантов нет, и позвонила по знакомым ребятам. Те не отказались, ко мне относились хорошо и решили рискнуть. А ведь музыканты с именами и положением были – кто из зыкинской «России», кто из Национального оркестра Осипова. Приехали в Севастополь. Помню, ведущая концерта сама придумала и объявила нас ансамблем «Русская душа». Вот с тех самых пор наш коллектив и носит такое имя. Нам нравится.

- По-моему, всем тоже очень нравится. Но после Смоленска о вас открыто никто ничего не знал. Что происходило?

- Ничего, я пела, ребята играли и много выступали, да одна жалость – не у нас на Родине, а далеко за ее пределами. Германия рукоплещет, Париж не отпускает с гастролей, а в России будто и нет нас совсем. Это только потом мы с коллективом смогли снять несколько клипов и стали узнаваемы. Помните, как часто крутили по ТВ «Гони, ямщик», «Золотую ярмарку», «На старинном варшавском вокзале», «Сирень цветет». А потом мы показали по Первому каналу наш творческий вечер, который состоялся в Кремлевском Дворце. Вот после этого все заговорили обо мне как о хорошей певице, мне присвоили звание заслуженной артистки, я стала получать приглашения выступить из разных городов страны. Где мы только ни выступали, и, надеюсь, еще выступим, порадуем песней слушателей. Ведь что говорить, истосковалась Россия по своей песне.

-В родную деревню часто ездите?

-Пока жива была мама, раз в две недели, маму проведать, по дому помочь. Я вообще без родного дома не могла жить. Это было место, где мне радовались от всего сердца, переживали за меня, желали только счастья. Бывало, приедешь после гастролей, до районного центра доберешься поездом или автобусом, а дальше пешком по проселочной дороге. И так всегда выходило, что приходишь домой, где мама, где дочка, только ночью. Меня здесь ждали всегда.

Никогда не забуду, как однажды возвращалась домой. Ночь, проливной дождь, тяжеленный чемодан. Шла-шла и остановилась под горой передохнуть и дождь переждать. Стою, сама над собой смеюсь: вот она, артистка, только что в Европе выступала, а тут на семи ветрах, одинокая. И вижу, как с горы скатывается наша собака. Она всегда на цепи около дома была. Сорвала цепь, меня издалека почуяв, и примчалась ко мне. Откуда только силы взялись, подхватила чемодан и домой – к дочке, к маме.

-Так от кого вам достался талант?

-В семье нашей все хорошо пели. И дед, и отец, а голос все-таки от мамы. Скорее всего, не столько голос, сколько понятие песни. Что значит хорошо спеть песню? Это же адский труд, который не дает покоя ни днем, ни ночью. Изведешься, прежде чем песню на сцену вынесешь. Едешь в поезде на гастроли, концерты у тебя, ты должна отдохнуть, хорошо выглядеть, а всю ночь глаза не сомкнешь – в голове новая песня.

Надеюсь и верю, что времена изменятся, и моя песня придет в каждый дом. У нас с «Русской душой» вышло много дисков. Только, когда придете в магазин, спросите Николаеву. Записи народников все больше по темным углам засовывают.

-Знаю, как к вам относятся зрители, не раз наблюдал за ними. А как вы относитесь к зрителям?

-Интересный вопрос, но отвечу на него просто: для них живу. Мне нет разницы, где я выступаю, в столичном зале или в сельском районном клубе. Люди пришли «на меня», люди пришли слушать мои песни, значит, я никого не должна обмануть, обидеть. Да-да, обидеть, это ведь правильно говорят, что словом можно обидеть, а песня – это и есть слово, только положенное на музыку. Женщина, поющая со сцены, должна оставаться женщиной – матерью, сестрой, подругой, если хотите, любимой.

-Среди ваших композиторов и поэтов, создающих песни, много известных имен, есть постоянные авторы. Вы и сами много пишете для себя?

-Пишу, так неожиданно для себя получилось. За двадцать пять лет творчества перепела народную классику, песни известных композиторов, поработала с Национальным оркестром имени Осипова – это не могло пропасть даром. Песни рождаются сами, только записывай, а тем множество, и в первую очередь, наша с вами прекрасная Россия, ее люди. Совсем недавно выпустила диск со своими песнями, получилась душевная концертная программа о любви. Сегодня в концертах исполняю «Россия жива», зал принимает ее на ура, тема уж больно своевременна и болезненна. Только принесла ее на «Радио России», послушали там и сказали: «Не возьмем, она не в нашем формате».

Горько: настоящая русская песня, по которой уважают Россию во всем мире, у себя на Родине оказалась нищенкой.

-Людмила Ивановна, не могу не спросить: вы православный человек?

Совсем не просто на моем пути встретилась Александра Стрельченко. Не считаю случайностью работу в оркестре имени Осипова с великолепным дирижером Николаем Калининым и Верой Городовской, которая играла на гуслях самой Лидии Андреевне Руслановой. Низко кланяюсь Володе Гришину, который оставил хор Пятницкого и пришел мне играть на баяне. Нет его, погиб, а душу свою оставил нашему ансамблю. Не просто так пришли ко мне Владимир Пирский, под руками которого баян творит чудеса, Алексей Сенин, великолепный гитарист, другие ребята-музыканты и танцоры.

В декабрьский вечер Московский Дом музыки не мог вместить всех желающих попасть на концерт народной артистки России Людмилы Николаевой и государственного ансамбля «Русская душа». За три квартала люди спрашивали лишние билеты и разочарованные отказом не расходились домой: а вдруг повезет?

Публика в зрительном зале разнообразна по возрасту – от восемнадцати и старше. Скромно одетая, без лишних дорогих помпезностей в одежде. Но лицам может позавидовать любой артист. Но людям может позавидовать любой исполнитель – в зрительном зале те, кто хранит народные традиции, русскую государственность.

Концерт еще не начался, а люди расцвечены радостью от ожидания чего-то необыкновенно родного, близкого, желанного. На такой публике держится истинный талант, на таком зрителе талант же и проверяется.

Людмила Николаева, как всегда, начинает концерт с уважительного поклона. Первая народная песня в программе обязательна – это истоки, их берегут и хранят, дарят слушателю истинные певицы.

Возле меня молодая влюбленная пара. Слушают, широко раскрыв глаза. Плечи все ближе и ближе. Потом в антракте мы разговорились, и оказалось, что попали на концерт Николаевой совершенно случайно и нисколько не пожалели. Девушка, я заметил, не аплодировала. Почему? Забывала, так захватывала песня, так бередил душу неповторимый по красоте и тембру голос, что чувства не успевали за песней. «Она своими песнями мне все сердце изорвала», - прошептала молодая зрительница.

А мне во время концерта припомнилось лето, как в середине июня неугомонный друг позвал меня за черникой. Рано утром на его машине мы отправились в сторону леса. Думал, как прежде, пораньше встанешь – поменьше комаров. По холодку куда славно ягоду брать.

Лес миновали, въехали в небольшой городок и очутились у рынка. Ах, вон оно что! Теперь идти по ягоды, значит, купить их на рынке.

Прямо передо мной мальчик лет восьми. В застиранной рубашке, белобрысенький, с большими живыми глазами и стеснительной улыбкой.

- Купите, дядя, - не по голосу - по губам услышал его предложение. И я увидел в мальчишке себя. Вот так же, как он сегодня, мы с Катей Капровой, Машенькой Войновой вставали ни свет, ни заря и отправлялись в лес по ягоды. Длинная дорога, высокая трава, надоедливые комары и мухи, и уже через полчаса собирания земляники раздавалось мое нытье: «Катенька, набери». А к моему нытью прибавлялось другое, третье, и Катя, она была старше нас лет на пять, бросала ягоду во все кружки. Радостно было – словом не скажешь.

Гляжу в эти крупные глаза малыша и, не спрашивая, сколько это черное добро стоит, пересыпаю его чернику в свою посудину и уважительно протягиваю деньги…

А следом за этим настойчивый Саша Ломтев, прекрасный писатель, все-таки утащил меня в бугристые и овражистые рощи. Лет пятнадцать там не был, это точно. Упавший дождь издевался над моими модными туфлями, а мне было все равно – я второй раз этим летом оказался в детстве. И все было знакомо, и все было вновь.

Не знаю, почему, но на концерте Николаевой в столичном Доме музыки мне вспомнились мои родные деревни, люди-труженики, живущие и переживающие все невзгоды, талантливые и мудрые, хранители русских традиций.

О доме, о встречах и расставаниях, о любви к людям и земле поет народная артистка. То услышишь великую грусть в ее песне, то веселый колокольчик, то лукавую хитринку.

Поет Людмила Николаева, и пахнет ромашковым лугом, солнечной земляникой, вьюжной поземкой.

Пахнет детством и домом. Мамой.